“Теннис без сетки”. Интервью с Джоном Маусом

— Что тебя вдохновило начать писать музыку? И почему ты решил пойти учиться экспериментальной музыке в Калифорнии?

Сам я родом из маленького городка, в котором тогда не происходило и не могло произойти ничего значимого. В детстве у меня не было доступа к интернету — только мейнстримное радио и MTV с вездесущим MC Hammer. Я помню, мне было лет 13, когда появилась Nirvana — и это было, ну знаешь, как удар по голове: весь этот тинейджерский протест в буквальном смысле открыл для меня силу музыки. Позже я начал слушать и другие группы, в том числе музыку барокко, и захотел изучать музыку в целом, поэтому я пошел в музыкальный колледж. Но как оказалось, он был заточен под американскую экспериментальную музыку — Джон Кейдж, Мортон Фельдман, Мортон Суботник.

Именно тогда я и познакомился с Ариэлем Пинком, который родился и вырос в Лос-Анджелесе, а это совсем другая история, понимаешь? У него там под боком всегда были всякие странные виниловые магазины, прошаренные друзья, которые слушали много разной музыки и тому подобное. Сейчас, конечно, это уже не так важно, потому что у всех есть все, все знают все и не нужно как раньше часами рыться в разных сборниках.

В конце 90-х — начале 2000-х никто это не слушал и не играл. Все слушали Sonic Youth, Beck, Beastie Boys и так далее. Ну знаешь, гитары, квинты, никакого цвета, топтание в одном и том же гармоническом пространстве.

— Словом, Ариэль направил тебя в сторону поп-музыки. То, что ты сейчас делаешь, можно назвать поп-музыкой?

Или поп, или панк. Как тебе угодно. Но лично мне больше нравится идея микро-жанров, типа я — ретро-футурист или синти-поп-исполнитель. Синти-поп, кстати, довольно неплохое определение. Но что такое поп? Когда-то поп обозначал топ-40 песен, которые все ненавидели, но потом появился Энди Уорхолл и поп-арт… То есть, понимаешь, когда я использую это слово, я имею в виду что-то такое родное и знакомое нам всем. Например, поэзия — вот поэты начали рифмовать, а потом вдруг перестали. Это как играть в теннис без сетки. Вот, скажем, The Beatles — у них есть Please Please Me, но у них также есть A Day In Life или Strawberry Fields, сечешь? Поп включает в себя множество вещей и единственное связующее звено — это зацикленный, периодический ритм, отражающий силу.

В танцевальной электронной музыке сейчас можно наблюдать изменения — иногда кажется, что она уже не привязана к метроному или, скажем, диатонической гармонии, теперь весь акцент делается на саунд. Музыканты пытаются отвязаться от метронома триплетами, но пока они все равно никогда не обдурили —  это все еще метроном. Есть правила и алгоритмы — песня должна делиться на секции. Я уверен, что Макс Мартин использует компьютеры и работы по когнитивной психологии…

— Чтобы сделать идеальную поп-песню?

Да! И я даже пытался разобраться в этом алгоритме идеальной поп-песни, но это все очень абстрактно и субъективно. Идея в том, что ты берешь популярную песню, скажем, тех же The Beatles, заимствуешь оттуда гармонию, мелодию, интервалы, немного подкручиваешь и вуаля — новый хит. Уверен, что не за горами время, когда искусственный интеллект будет писать песни вместо музыкантов — машины будут получать фидбэк от людей, самообучаться, создавать алгоритмы, а ты такой: “О, это именно то, что я хотел услышать!” Только представь: музыка, созданная в реальном времени специально для тебя, исходя из твоих музыкальных предпочтений. Как по мне, все это от дьявола. Но что поделать?

— Так а что насчет Ариэля Пинка? Вы до сих пор общаетесь?

Да, мы очень хорошие друзья! Хоть мы и живем на разных концах континента, мы часто созваниваемся, чтобы просто узнать, как идут дела. Вот я недавно разогревал его на четырех шоу в Сан-Франциско… Ну и знаешь, у него все нормально по финансам, он турил все эти годы и у него уже сложилась определенная инфраструктура, к тому же он знает, как общаться с денежными мешками. И он все еще записывает классную музыку. Мне кажется, его последний альбом очень репрезентативный для всего нынешнего авангардного попа.

— Вы собираетесь записать что-то вместе?

Да, мы хотим это сделать. Он много с кем записывал совместные треки, и мы с ним тоже когда-то давно это делали — еще на альбоме Lover Boy. И недавно по телефону мы обсуждали возможность совместной работы — сможем ли мы сделать что-то грандиозное вместе? “Старик, как нам !@# им прямо в глотку, чтобы они все поняли”. И он такой: “Сделаем, не парься”.

Знаешь, я немного расстроился по поводу Screen Memories. Я знал, что это не поп, но я думал, что энергия этого альбома и мои композиторские амбиции заставят людей говорить: “Это чертовски отличная запись”. Но никто так не говорил… все дали альбому 5 из 10. И я тогда потерялся.

— Ты говоришь, что расстроен реакцией публики на свой последний альбом. Но разве ты не считаешь, что ты должен быть единственным критиком своих произведений, ведь единственный верный критерий — это нравится ли запись тебе самому!

Нет-нет! После того как я поделился своим произведением, мое мнение становится не более ценным, чем мнение любого слушателя. И в этом смысле мне очень важно, чтобы мое творчество заставило публику остановиться и задуматься.

— У тебя очень экспрессивные шоу — например, ты все время бьешь себя микрофоном по голове, как будто в трансе. Ты каждый раз чувствуешь правильный настрой для этого?

Никогда! Я никогда не чувствую правильный настрой для этого. Многие думают, что я получаю от этого удовольствие, но это совсем не так. Я уже давно устал, но я это делаю, потому что верю, что артист должен отдаваться публике — давать ей больше, чем у него есть.

— Ты не слышал НИИ Косметики? То, что они делают, очень похоже на вашу с Ариэлем музыку.

Не-а, но мы сейчас турим с Kate, не могу вспомнить ее фамилию, вот она делает такой хороший минимализм в духе Терри Райли, и в то же время у нее есть элементы пинковского лоу-фай-попа. Эх, как же ее звали? Она выходит с сэмплерами, у нее лупы в стиле Panda Bear, такой американский минимализм 60-х и сладкие поп-мелодии…

— Шилоносова, Kate NV.

Да, точно! Знаешь, что мне надо тебе отправить? На наш предыдущий тур лейбл не дал нам напечатать винил и мы решили сделать небольшой тираж кассет. Я перевел все обложки на русский, как будто это какой-то странный русский бутлег, и не просто в гугл транслейте, я изучил времена, падежи и т.д. Я не знал, что в русском нет артиклей, это так дико! Короче, не хочешь проверить, все ли там правильно?

— Конечно!